вторник, 19 ноября 2019
Я больше не записываю их. Мысли-воспоминания, обрывки прошлого, ошмётки кровавые в пальцах, на рукавах. Боюсь ранить его. До тошноты, до головокружения - и раню раз за разом, как будто моя кожа покрыта длинными, как шипы дикобраза, лезвиями.
Мы больше не разговариваем. Не о том, что на самом деле важно, от чего грудь выворачивается ребрами наружу, трещит по швам. Разговаривать больно, тяжело, солоно и горько. Мы молчим. Молчать страшно, как широко распахнутое небо в глазах.
Мы больше не улыбаемся. Не по-настоящему, широко и радостно, от любви, распирающей сердце, как ростки травы по весне. Прорастающей всю сущность насквозь. Сейчас она всё ещё там, любовь, но вокруг нее - прогоркло и темно, как болотная застоявшаяся вода.
Тускло вокруг, пусто, едва горит свет.
Я понимаю, все острее, ее - свое будущее, искалеченное и бессмысленное.
Прошлое смотрит на меня и режет, режет беспощадно мириадами колких граней.
Silence is deafening.
Мы больше не разговариваем. Не о том, что на самом деле важно, от чего грудь выворачивается ребрами наружу, трещит по швам. Разговаривать больно, тяжело, солоно и горько. Мы молчим. Молчать страшно, как широко распахнутое небо в глазах.
Мы больше не улыбаемся. Не по-настоящему, широко и радостно, от любви, распирающей сердце, как ростки травы по весне. Прорастающей всю сущность насквозь. Сейчас она всё ещё там, любовь, но вокруг нее - прогоркло и темно, как болотная застоявшаяся вода.
Тускло вокруг, пусто, едва горит свет.
Я понимаю, все острее, ее - свое будущее, искалеченное и бессмысленное.
Прошлое смотрит на меня и режет, режет беспощадно мириадами колких граней.
Silence is deafening.
четверг, 26 ноября 2015
Мне не все равно. Не все равно. Я повторяю это все чаще и чаще - мне не наплевать на эту жизнь, не пусто в груди. И это, наверное, правда. Нельзя сказать, что я совсем уж ничего не желаю, что меня ничего не трогает. Я хочу счастья своим глупым мальчикам. Хочу, чтобы хотя бы моим знакомым было меньше больно. Хочу выговориться, наверное. Скучаю по Акселю было время, когда мне казалось, что еще совсем чуть-чуть и он заставит меня хоть ненадолго забыться. хорошо было.
В общем, я не то чтобы безжизненна - но равнодушна к этой самой жизни.
Я тихо улыбаюсь, ощущая прикосновение ветра к ладони. Я вся в прошлом, и мне не стыдно. Глубоко внутри я ничего, никогда, ни за что не буду хотеть так, как его возвращения. Увидеть его лицо - каким бы оно не оказалось. Взять за руки, уткнуться лицом в ладони, целовать и просить прощения. Хотя бы слышать его. Хотя бы знать, что он есть. Хотя бы что-нибудь, хоть ниточка, хоть осколок.
Нет ничего, я ничего не чувствую, и ничего не дрожит внутри.
На самом деле я давно, с тех самых пор, как поняла, что чуда не случится, хочу только спросить - "Зачем тогда это все?"
Но вместо этого я повторяю, что мне не все равно. Еще нужно куда-то идти, и я переставляю ноги. Притворяясь, что мне есть дело, куда шагать.
В общем, я не то чтобы безжизненна - но равнодушна к этой самой жизни.
Я тихо улыбаюсь, ощущая прикосновение ветра к ладони. Я вся в прошлом, и мне не стыдно. Глубоко внутри я ничего, никогда, ни за что не буду хотеть так, как его возвращения. Увидеть его лицо - каким бы оно не оказалось. Взять за руки, уткнуться лицом в ладони, целовать и просить прощения. Хотя бы слышать его. Хотя бы знать, что он есть. Хотя бы что-нибудь, хоть ниточка, хоть осколок.
Нет ничего, я ничего не чувствую, и ничего не дрожит внутри.
На самом деле я давно, с тех самых пор, как поняла, что чуда не случится, хочу только спросить - "Зачем тогда это все?"
Но вместо этого я повторяю, что мне не все равно. Еще нужно куда-то идти, и я переставляю ноги. Притворяясь, что мне есть дело, куда шагать.
пятница, 14 февраля 2014
Это особенное ощущение, когда чувствуешь себя просто маленьким комочком плоти, хочешь сжаться под пледом и совершать бессмысленные действия - вроде как резаться в какую-нибудь дурацкую флэш-игрушку - под чудовищно дрочибельный, пардон май френч, высокий голос Адама Левина в колонках.
Ненавижу, когда люди нарушают обещания. Руки опускаются, так сильно ненавижу.
Ненавижу, когда люди нарушают обещания. Руки опускаются, так сильно ненавижу.
среда, 09 мая 2012
Господи, если бы ты только знал, как ты нужен мне сейчас, как ты нужен мне всегда. Если бы ты только знал, как ты мне нужен. Мне чудовищно одиноко. Как будто я стою один, а вокруг холодная серая пустыня, и ни ветерка.
Слава богу, что ты не узнаешь.
Слава богу, что ты не узнаешь.
среда, 28 марта 2012
"Послать бы все к черту!" -
Глаза закрывая, шепчу я во сне. (с)
Глаза закрывая, шепчу я во сне. (с)
Хочется сбычи снов и читать мысли. И чтобы могли читать мои. Все-все, до последней черточки. Послать бы все, в самом деле.
понедельник, 19 марта 2012
Не могу писать в последнее время. Это так страшно, так страшно. Хочу стать новым человеком, хотя бы на время.
воскресенье, 11 марта 2012
А я ведь до сих пор не закрываю от нее записи, даже самые личные. Такое глупое обещание самой себе, а все-таки держу. Хотя ей эти записи уже давно не нужны.
Так страшно терять людей. Как будто я еду по мерзлому асфальту на огромной скорости, и они остаются там, за плечом. А я оглядываюсь, раз за разом оглядываюсь. И вроде бы у меня уже давно другая жизнь, другие люди, другие проблемы, и меня это все вполне устраивает. Но так страшно терять. Так страшно - здороваться при встрече, холодно, как с призраком. Так страшно - вспоминать, что ведь были самыми-самыми близкими на свете.
Так хочется снова тепла, простого человеческого интереса. Просто чтобы не было этого жуткого чувства потери.
Так страшно терять людей. Как будто я еду по мерзлому асфальту на огромной скорости, и они остаются там, за плечом. А я оглядываюсь, раз за разом оглядываюсь. И вроде бы у меня уже давно другая жизнь, другие люди, другие проблемы, и меня это все вполне устраивает. Но так страшно терять. Так страшно - здороваться при встрече, холодно, как с призраком. Так страшно - вспоминать, что ведь были самыми-самыми близкими на свете.
Так хочется снова тепла, простого человеческого интереса. Просто чтобы не было этого жуткого чувства потери.
суббота, 28 января 2012
Раннего детства Йошек не помнил. Все его воспоминания начинались с темного, теплого вечера у костра, стрекотания каких-то мелких насекомых и уханья совы, ярких-ярких языков пламени и высоких сосен, и насмешливо-ласковой улыбки мастера Ауо. И с настойчивого знания, что завтра - в седло, в дорогу, снова скакать куда-то.
Они вообще часто переезжали, сколько Йошек себя помнил. И останавливались почти всегда вдалеке от людей, где-нибудь на отшибе. Закупались едой в тавернах, а потом искали ручей или речку где-нибудь не сильно далеко и разжигали костерок.
Иногда, пасмурными, особенно безлунными ночами, Йошек думал о том, как это - жить на одном месте, играть с другими детьми, ходить в школу, и немножко обижался на мастера. Но это было только иногда, потому что мастер Ауо с легкостью заменял собой всех других детей и, наверное, даже родителей, которых Йошек совсем не помнил. Часто ему казалось, что мастер - это не один человек, а целое множество самых разных людей, засунутых в одну телесную оболочку.
Когда Йошек был маленький, мастер рассказывал ему сказки. Наверное, он придумывал их на ходу, потому что книжек у мастера Йошек никогда не замечал. Но сказки были очень красивые и страшно интересные, и в первую очередь интересные тем, как мастер Ауо их рассказывал. Он всегда говорил так, как будто он сам был тем или иным героем сказки, и этих героев он менял восхитительно легко. Он кривлялся, шамкал, шипел, кряхтел, пыхтел и даже напевал иногда. Он менял движения лица, поворачивал голову так, чтобы волосы становились темными или рыжеватыми, и даже иногда капал что-то в глаза, чтобы они тоже меняли цвет. И каждый раз, сменяя героя-рассказчика, он как будто сам становился другим, новым человеком.
Это было настоящее волшебство, живое и дышащее, и за это Йошек еще сильнее любил мастера Ауо, хоть и почти не понимал его.
Они вообще часто переезжали, сколько Йошек себя помнил. И останавливались почти всегда вдалеке от людей, где-нибудь на отшибе. Закупались едой в тавернах, а потом искали ручей или речку где-нибудь не сильно далеко и разжигали костерок.
Иногда, пасмурными, особенно безлунными ночами, Йошек думал о том, как это - жить на одном месте, играть с другими детьми, ходить в школу, и немножко обижался на мастера. Но это было только иногда, потому что мастер Ауо с легкостью заменял собой всех других детей и, наверное, даже родителей, которых Йошек совсем не помнил. Часто ему казалось, что мастер - это не один человек, а целое множество самых разных людей, засунутых в одну телесную оболочку.
Когда Йошек был маленький, мастер рассказывал ему сказки. Наверное, он придумывал их на ходу, потому что книжек у мастера Йошек никогда не замечал. Но сказки были очень красивые и страшно интересные, и в первую очередь интересные тем, как мастер Ауо их рассказывал. Он всегда говорил так, как будто он сам был тем или иным героем сказки, и этих героев он менял восхитительно легко. Он кривлялся, шамкал, шипел, кряхтел, пыхтел и даже напевал иногда. Он менял движения лица, поворачивал голову так, чтобы волосы становились темными или рыжеватыми, и даже иногда капал что-то в глаза, чтобы они тоже меняли цвет. И каждый раз, сменяя героя-рассказчика, он как будто сам становился другим, новым человеком.
Это было настоящее волшебство, живое и дышащее, и за это Йошек еще сильнее любил мастера Ауо, хоть и почти не понимал его.
четверг, 30 июня 2011
Блять. Не могу больше. Я сдохну.
среда, 15 июня 2011
Можете считать меня кем хотите, но как же выматывает само осознание того, что не у кого просить помощи. Вообще. Терпи - и все. Нет выхода.
четверг, 10 февраля 2011
Кажется, впервые за всю эту жизнь я действительно хочу напиться до потери сознания.
суббота, 04 декабря 2010
Иногда мне кажется, что я давным-давно разучилась дышать. Что в один из тех моментов, когда я рыдала, оплакивая очередную твою смерть, сбывшуюся, несмотря на всю мою любовь, у меня перехватило дыхание. Что-то внутри стянуло тонкой, но прочной нитью и с тех пор не отпускает.
пятница, 29 октября 2010
Если не ты, то кто же станет идеей текстов: песен, стихов и прозы - их ведь невпроворот. Если не ты - похоже, мир наш уныл и пресен, если не ты, повсюду - холод, снега и лед. Если не ты мне будешь вкладывать в рот слова - то, я не знаю, право, как же мне дальше жить. Если не ты - я буду вроде-почти-жива. Вроде-почти-что-вижу, вроде-почти-что-жизнь. Если не ты, мне будет холодно целый день, и не спасет ни кофе и ни горячий чай, ни пикники, ни завтрак в стынущую постель. Если не ты - то кто же? Жду тебя. Выручай.
понедельник, 06 сентября 2010
Этот дневник все равно никто не читает, так что, думаю, я имею право сливать сюда негатив.
Если так пойдет дальше, то моя жизнь будет: дом-учеба-дом-и-обязательно(с). Никаких игр и концертов.
Дорогая Небесная Канцелярия, тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо, мы так не договаривались! По сему поводу официально вопрошаю: что за нехорошее положение вещей?!
Если так пойдет дальше, то моя жизнь будет: дом-учеба-дом-и-обязательно(с). Никаких игр и концертов.
Дорогая Небесная Канцелярия, тьфу-тьфу-тьфу через левое плечо, мы так не договаривались! По сему поводу официально вопрошаю: что за нехорошее положение вещей?!
воскресенье, 22 августа 2010
понедельник, 18 января 2010
От холода и промерзших запястий спасает только сон. Сплю по четырнадцать часов в сутки, только вот сон постепенно становится таким же реальным, как все вокруг, жизнь устраивает очередную подлянку - обычная сонная бессмыслица свивается в спираль сюжета, правда, сюжет все еще отдает нереальщиной, вроде как сюжет книги, написанной человеком, питающимся психоделиками.
Покупаю мандарины, ем мандарины, стараюсь не думать о том скором времени, когда деньги на мандарины кончатся. Я мандариновый наркоман. Просто их так удобно чистить и отправлять потом в рот - разгоняет кровь в затекающих руках, мелочевка - а приятно. Руки, впрочем, не согреваются все равно, но так я хотя бы пробую себя в этом убедить, хотя и не получается.
Моя жизнь - череда буковок на экране, тех самых, которые вы сейчас видите. Перебой пальцами по клавиатуре тоже неплохо разгоняет кровь, кстати сказать. Моя жизнь - это черно-белые строчки в программе «Word».
Поэтому я сплю и верчу в руках клавиатуру и мандарины. А еще потому, что в детстве мне привили стойкое отвращение к выпивке.
Марина спрашивает, когда я пришлю текст, заказчик рвет и мечет. Я сплевываю мандариновую косточку за плечо, не глядя. Как я скажу этой веснушчатой рыжей девочке, что меня, блять, заебала вся эта работа, которая на мне висит как мешки с килограммовыми гирями, штук пять, по двадцать штук в каждом. И еще наковальней на голову - мамочкины извечные напоминания о том, что надо работать, кормить семью, все такое прочее.
Семья. Семь-я. Какое там семь, скоро ни одного не станет.
Отправляю в рот мандарин, печатаю Маринке ответ в аську: завтра будет, с утра, ближе к обеду, часам к шести, ну, в общем, к семи с гарантией, я вам в девять скину, все такое.
Мандарин горчит во рту.
Сегодня засну над книжкой, нахуй эту работу, пусть валит хоть в три леса. И нахуй эту матушку, хоть на все десять сторон.
Покупаю мандарины, ем мандарины, стараюсь не думать о том скором времени, когда деньги на мандарины кончатся. Я мандариновый наркоман. Просто их так удобно чистить и отправлять потом в рот - разгоняет кровь в затекающих руках, мелочевка - а приятно. Руки, впрочем, не согреваются все равно, но так я хотя бы пробую себя в этом убедить, хотя и не получается.
Моя жизнь - череда буковок на экране, тех самых, которые вы сейчас видите. Перебой пальцами по клавиатуре тоже неплохо разгоняет кровь, кстати сказать. Моя жизнь - это черно-белые строчки в программе «Word».
Поэтому я сплю и верчу в руках клавиатуру и мандарины. А еще потому, что в детстве мне привили стойкое отвращение к выпивке.
Марина спрашивает, когда я пришлю текст, заказчик рвет и мечет. Я сплевываю мандариновую косточку за плечо, не глядя. Как я скажу этой веснушчатой рыжей девочке, что меня, блять, заебала вся эта работа, которая на мне висит как мешки с килограммовыми гирями, штук пять, по двадцать штук в каждом. И еще наковальней на голову - мамочкины извечные напоминания о том, что надо работать, кормить семью, все такое прочее.
Семья. Семь-я. Какое там семь, скоро ни одного не станет.
Отправляю в рот мандарин, печатаю Маринке ответ в аську: завтра будет, с утра, ближе к обеду, часам к шести, ну, в общем, к семи с гарантией, я вам в девять скину, все такое.
Мандарин горчит во рту.
Сегодня засну над книжкой, нахуй эту работу, пусть валит хоть в три леса. И нахуй эту матушку, хоть на все десять сторон.
четверг, 31 декабря 2009
Так я и проведу этот Новый год - с болью в ногах, безумно усталая, с чистой головой и осадком внутри. Накипью.
Я люблю его.
С Новым годом, товарщи/други/братья, знакомые и незнакомые. Удачи.
Я люблю его.
С Новым годом, товарщи/други/братья, знакомые и незнакомые. Удачи.
среда, 30 декабря 2009
Пиздец какой-то, а не Новый год.
Меня заебали эти перепады настроения. Меня заебали эти смерти. Такое ощущение, что весь знакомый чемодан решил в кратчайшие сроки отбросить копыта.
Меня заебали эти перепады настроения. Меня заебали эти смерти. Такое ощущение, что весь знакомый чемодан решил в кратчайшие сроки отбросить копыта.
воскресенье, 13 декабря 2009
Боль колышется внизу темно-красными, мутными волнами. То холодно, то жарко, но все - до одури, рези в глазах и головокружения. И когда холодно, я думаю о том, что, если бы я была дома, я могла бы сказать: "Слушай, я позову тебе брата, ладно?", и телу не было бы так холодно. И Дикон бы пришел, и телу стало бы жарко, а я бы смотрела на них и улыбалась.
А здесь холодно, даже когда я не одна. Что мне им всем сказать?
Музыка в колонках, я боюсь и пою. Боюсь всего и ничего, боюсь каких-то непонятных болезней, боюсь холода, боюсь того, что он вылетает из сети и приедет, конечно, никак не раньше шести, и того, что ночевать я снова буду здесь.
Мне надоели эти люди. Мне больно и страшно, и я пою, цепляясь горлом за ноты.
А здесь холодно, даже когда я не одна. Что мне им всем сказать?
Музыка в колонках, я боюсь и пою. Боюсь всего и ничего, боюсь каких-то непонятных болезней, боюсь холода, боюсь того, что он вылетает из сети и приедет, конечно, никак не раньше шести, и того, что ночевать я снова буду здесь.
Мне надоели эти люди. Мне больно и страшно, и я пою, цепляясь горлом за ноты.
понедельник, 07 декабря 2009
Однако. Какие все добрые, бля, великодушные, о других думают... А если попросить воды на запить таблетки - наливают каплю в чашку, и разбавляют кипятком. Потому что вода эта - их, специальная, чтобы с собой на работу нести.
Лицемерие. Хватит. Нахуй.
Тянет в последнее время ругаться матом. Заметно, да?
Лицемерие. Хватит. Нахуй.
Тянет в последнее время ругаться матом. Заметно, да?